Архитектор н а львов. Книга «Архитектор Николай Львов. Храмы, дома, усадьбы эпохи классицизма. Землебит оставался мечтой «русского Леонардо» до самой смерти, он желал не просто строить из него дома, но обучить всех крестьян России новой технике. Если бы з

Затерянные в лесах Тверской области старинные усадьбы - отличный повод отправиться в путешествие по заснеженным проселкам. Особенно если эти постройки обязаны появлению на свет архитектору, которого современники называли «гением вкуса».

Из Москвы выехали пораньше, еще затемно. Световой день короток, а увидеть и сфотографировать хочется многое. Хорошо известная питерская трасса проблем не вызывает: где положено пробочка, где обычно - гаишники в кустах с радарами. Направляемся мы под Торжок, небольшой по современным меркам городок Тверской области, в 230 километрах от Москвы. Цель поездки - знакомство с творчеством русского архитектора Николая Александровича Львова (1753-1803), уроженца Новоторжского уезда Тверской губернии. Среди самых знаменитых его работ - Невские ворота Петропавловской крепости, здание почтамта в Санкт-Петербурге, Приоратный дворец в Гатчине, Иосифовский собор в Могилеве, Екатерининская церковь в Валдае. А вообще специалисты определяют более 30 зданий, спроектированных и построенных Львовым. Державин написал: «Он был исполнен ума и знаний, любил науки и художества, отличался тонким и возвышенным вкусом…» Многое из творческого наследия архитектора сохранилось (точнее, пока не разрушилось) и в его родных краях. Вот по ним-то мы и прокатимся…

ШЕСТЬ ГОЛУБЕЙ, ШЕСТЬ ДОРОГ
Точной даты основания Торжка не известно, но первое упоминание о поселении Новый Торг на реке Тверца в Новгородской летописи датируется 1139 годом. Нынешний облик старой части города начал формироваться в 1766 году, когда в пожаре он выгорел почти полностью. С одним из пожаров, не раз случавшихся в многовековой истории, связана и легенда возникновения герба города, на котором изображены шесть голубей: три золотых и три серебряных, с алыми ленточками, похожими на языки пламени. Якобы взяла княгиня Ольга дань с богатых, но непокорных жителей голубями, которых держали в каждом дворе, считая приносящими удачу, да и отпустила их на волю, привязав к лапкам горящую паклю. Птицы по обыкновению вернулись в свои голубятни и подожгли весь город. Впрочем, существуют и другие толкования. Мол, золотые голуби символизируют богатство, а серебряные - гостеприимство. Или что шесть голубей - это как шесть ворот крепости и шесть путей, «разлетающихся» в разные стороны. По одному из них мы и направились - ныне дороге местного значения, ведущей на северо-запад, между питерской трассой и шоссе на Осташков.

На освящение храма в Арпачеве 16 августа 1791 года съехалось все большое семейство Львовых

СЕМЕЙНЫЙ МАЯК
Село Арпачево (ранее Рапочево) вместе с ближайшими деревнями и полями в 1669 году было пожаловано за безупречную службу предку будущего великого архитектора - стряпчему Борису Пименовичу Львову и с тех пор стало родовым гнездом Львовых. До наших дней здесь сохранились только семейная церковь во имя Казанской иконы Божией матери и колокольня (N57 05,778 E34 37,805), возведенные Н. А. Львовым. Почему он выбрал для колокольни такую необычную для русских традиций форму, похожую на маяк? Может быть, чтобы всегда указывала дорогу к отцовскому дому? Нам же очень приятно было встретить в морозный день в этом глухом, по сути, месте интересующихся историей совсем молодых людей - «сузуководов» из Питера, читателей журнала. Спасибо вам, ребята!

А собственную усадьбу Черенчицы (в паре километров от Арпачева) зодчий полностью обустроил по своему вкусу. Даже назвал своим именем - Никольское. Стоящий на пригорке дом в два с половиной этажа был не только изыскан в отделке, но и оснащен по последнему на тот момент слову прогресса. Имел он и водоподъемную машину, и систему отопления с прообразом современного кондиционера. Центральный зал высотою в два этажа подсвечивался не только сквозь окна, но и через остекленные проемы в потолке, являвшемся одновременно полом бельэтажа. А еще были парк с журчащими ручьями, несколько искусственных прудов, подземный водопровод, фонтаны, арочные мостики, гроты. Работали ветряная мельница, кузница, зернохранилище, скотный двор. Все это в прошлом… До наших дней дожили лишь часть центрального дома с флигелем, оригинальный трехъярусный погреб в виде пирамиды из валунов и мавзолей (N57 05,486 E34 40,541). Он тоже имеет три уровня. Сверху летний храм Воскресения, ниже - теплый храм Св. Николая, а под ним усыпальница, где и покоится тело гениального архитектора.

Работая над проектом храма Воскресения, Н. А. Львов писал: «Я всегда думал выстроить храм Солнцу…»

ЧЕРТОВ МОСТ
Даже если вы никогда не были в Тверской области, этот мост точно видели. Сцена битвы светлых и темных сил в фильме «Ночной дозор» снималась именно на нем (N57 05,796 E34 57,957). Музейный комплекс в селе Василево - место довольно известное (мы тоже о нем уже писали, правда, в другой связке достопримечательностей), но, посвящая маршрут творчеству Львова, миновать его невозможно. Здесь на территории старинной усадьбы Львовых (однофамильцев) находится историко-этнографический музей. А архитектурно-парковая часть усадьбы была создана стараниями Николая Александровича. Кроме жилых и хозяйственных построек, он спроектировал и возвел каскадную систему прудов и совершенно уникальный 100-метровый арочный мост, собранный насухую(!) из валунов, держащихся вместе лишь за счет силы тяжести. Не из-за этого ли не понимающие подобной архитектурной мистики местные жители прозвали мост «чертовым»?

ФИРМЕННОЕ УГОЩЕНИЕ
Возвращаемся в город. Сумерки используем для посещения Борисоглебского собора (N57 02,061 E34 57,491), основанного еще в XI веке и перестроенного в 1785-1796 годах по проекту Н. А. Львова. Считается, что по его же проекту в 1804-1811 годах возведена и надватная Введенская церковь с колокольней, изящно устремленная ввысь над приземистым куполом собора. Здесь работает небольшая экспозиция, посвященная архитектору, а в центре города возле Крестовоздвиженской часовни, перестроенной в 1814 году в ротонду (тоже Львов), ему установлен памятник (N57 02,457 E34 57,813). Далее можно было бы, как и положено настоящим путешественникам, удалиться из цивилизации на природу и разбить палаточный лагерь в лесу, но решили последовать совету Пушкина, писавшего приятелю:

«На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай
И отправься налегке…»

Почему этот мост местные жители называют Чертовым? Может быть, потому,
что он чудесным образом сложен без цемента?

Гостиниц в Торжке как минимум три. Одна, как гласят рекламные щиты, с VIP-сауной, другая - «новая уютная», а третья - расположенная на набережной одноименной реки Тверца (N57 02,411 E34 57,872). В ней, соблазнившись историческим месторасположением, мы и остановились. Номера без изысков, но чистые, теплые и уютные (одноместный - 1300 руб., двухместный - 2100 руб.), есть бесплатная охраняемая парковка. К гостинице же примыкает знаменитый «ресторан Пожарского», куда мы и направились вечером ужинать. Визитная карточка заведения - пожарские котлеты, готовятся из куриного мяса по давнему рецепту дочери хозяина ресторана, который так уважал Александр Сергеевич, бывавший здесь более 20 раз. В меню современного общепита на набережной среди горячих блюд они тоже числятся первыми (160 руб. за пару). Но… отсутствующими в ассортименте. То ли окорочков в тот день не завезли, то ли рецепт за новогодние праздники чуть подзабылся… Сказать, что ушли не солоно хлебавши, конечно, нельзя, но пришлось довольствоваться под «Радио-шансон» банальными отбивными с картошкой-фри.

НАВИГАЦИЯ В ИСТОРИЮ
Утром выдвинулись в южном направлении по дороге на Старицу. Заодно решили поэкспериментировать и проверить на практике работу маршрутизации свежей версии «гарминовских» «Дорог России» (топокарты, сборка 6.04) от «Навикома». Задача - попасть в деревню Переслегино, что на берегу реки Рачайна. Прибор шустро проложил до нее маршрут, точно вывел из города, и мы отдались его власти. За разговорами о тонкостях навигации чуть не проскочили населенный пункт Грузины (N56 56,037 E35 03,015). Раньше имение называлось Кузнечики, и сюда тоже неоднократно заглядывал А. С. Пушкин, путешествуя из Петербурга в Берново и Малинники. Владельцем усадьбы был К. М. Полторацкий - герой войны 1812 года и дядя А. П. Керн (кстати, ее могила находится на погосте в Прутне, что в паре километрах к северу от Василева). Впрочем, пушкинская тема в Тверской области требует самостоятельной поездки. А вот львовский мостик в Грузинах через небольшую речку Жаленку сразу в глаза бросается. Как Чертов, только поменьше…

200 лет назад усадьба Знаменское-Раек блистала роскошью.
Поражает она своей изысканностью и сегодня…

Повинуясь воле навигатора, свернули с шоссе в Захожье и километров на десять углубились по проселкам в тверские леса. Как красиво! Снег вокруг искрится и переливается в лучах низкого солнца. Еловые лапы, покрытые настоящими сугробами, завораживают. И лиса, потревоженная шумом мотора, несется по обочине! На дороге голый - без преувеличения - лед, но полный привод обеспечивает отличную устойчивость на курсе. Эй, а где он, этот правильный курс? Космический штурман явно пытается вывести нас к пункту назначения кратчайшей срезкой по просеке. А заказывали вроде «по дороге»… Возможно, летом она здесь и есть, но сейчас только полуметровая снежная целина. Приходится отключить маршрутизацию (все-таки она скорее для города или трассы) и заново прокладывать маршрут вручную. Благо картография в версии 6.04 - это лучшее, что на сегодня есть в векторном формате. Показаны и рельеф, и множество дополнительных топографических деталей - мосты, броды, линии электропередач и пр.

Возвращаемся на шоссе и уже наверняка правильно сворачиваем с него южнее, миновав деревню Мошки, за мостом через Рачайну (N56 49,815 E35 02,773). И опять десяток километров по ледяному проселку, который приводит к нужной точке (N56 49,085 E34 52,350) и… очередной встрече с читателями! На этот раз из Москвы и к тому же участниками нашего прошлогоднего квеста. Вместе осматриваем и фотографируем останки восхитительной церкви Петра и Павла, копии собора в Могилеве. Отличие от оригинала лишь в двух парных звонницах над входом. По косвенным признакам ее заказчиками считают помещиков Полторацких. И, как ни странно, к работе Львова ее стали относить только в 90-х годах прошлого века. По сей день специалисты однозначно так и не определились, его это рук и головы дело или нет. Нет и точной датировки: кто называет 1780 год, кто 1820-й. Сходятся лишь, что стиль Львова отчетливо прослеживается.

Писать о Николае Александровиче Львове увлекательно и трудно. То и другое потому, что был он личностью крупной, необыкновенной, даже если хотите, загадочной, многогранной, и каждая грань его таланта заслуживает отдельного, достойного внимания рассказа. Это был человек из породы Леонардо, Ломоносова - людей, не так уж часто посещающих Землю, людей, которым интересно жить в этом мире, для которых увлеченность, страсть к познанию - высшая страсть в жизни. Он был из тех, кто смотрел на природу не восхищенными глазами наблюдателя, а преображал ее, заботясь прежде всего о пользе отечества. Такие люди неизбежно находились впереди своего времени или, по крайней мере, на самом переднем его рубеже.
Любопытно, что старая энциклопедия Брокгауза и Ефрона видит Львова лишь как литератора и поэта XVIII века, оставляя без внимания или упоминая вскользь другие стороны его деятельности. Большая советская энциклопедия пишет о Львове прежде всего как о выдающемся архитекторе. Другие, специальные энциклопедии и справочники могли бы сделать упор на ином - и тоже было бы справедливо.
По самым скромным подсчетам, Львов спроектировал и за очень небольшим исключением построил более тридцати зданий разного назначения. Все дошедшие до нас постройки ценятся как замечательные архитектурные памятники классицизма.
Он перевел "Четыре книги по архитектуре" Палладио и опубликовал первую часть, чего не успел сделать Петр Еропкин за полстолетия до него. Львов писал стихи, басни; поэма его в духе русских былин "Добрыня, богатырская песня" увидела свет уже после смерти писателя. Он сотрудничал в журнале "Собеседник любителей российского слова". Увлекаясь фольклором, собирал народные песни и опубликовал "Собрание народных русских песен с их голосами" в музыкальной обработке Прача, выдержавшее несколько изданий. "Собранию" был предпослан трактат "О русском народном пении". Он написал либретто трех комических опер; одна из них, "Ямщики на подставе" композитора Е. И. Фомина, вскоре после постановки была снята за резкую критику нравов того времени. Занимаясь историей, он обнародовал летопись XVI века, известную сейчас как "Львовская летопись". Он был великолепным чертежником и рисовальщиком - право говорить об этом дают его архитектурные проекты и рисунки. Он был отменным гравером, нередко гравировал свои же рисунки и увлекался новой тогда техникой этого искусства - лависом, пробовал соединять офорт, акватинту и лавис с иглой.
Львов усовершенствовал доступный способ постройки зданий из земли, дешевого и огнестойкого материала, что было важно для вечно страдавших от пожаров деревень и сел в безлесных районах, а также открыл школу у себя в имении, научив за шесть лет более восьмисот присланных из разных губерний крестьян строить такие дома. Он занялся поиском на Валдайской возвышенности каменного - или, как тогда говорили, земляного угля, желая сократить порубки драгоценного леса и освободить страну от привозного, из Англии, топлива, и обнаружил месторождение в Боровичах, осваивать которое начали лишь в советское время. С той же целью он разведывал залежи торфа под Москвой. Опубликовал труд "О пользе и употреблении русского земляного угля" и в нем впервые указал на возможность получения из боровичского угля кокса. Он научился добывать из этого угля серу, также целиком ввозимую тогда из-за границы, и особую смолу для корабельных снастей и покрытия днищ судов. Он изобрел новый строительный материал - "каменный картон". "Из сей материи, писал Львов, - можно делать не только всякие разные украшения и барельефы, столько же вечные, как и бронза, но даже и круглые статуи". Мог картон употребляться и на обшивку кораблей. Для его производства он сконструировал специальный механизм, соединявшийся с паровой машиной. Между прочим, машина Львова дала толчок для механизации бумажного производства, бывшего до того времени полностью ручным. Львов занимался усовершенствованием вентиляционно-отопительной техники в жилищах и опубликовал книгу в двух частях "Русская пиростатика, или употребление испытанных уже воздушных печей и каминов...". Он обследовал на Кавказе минеральные источники и проектировал водные лечебницы, которые могли бы конкурировать с иностранными.
Я позволил себе привести этот длинный деловой перечень, преследуя исключительно одну цель- показать, чем занимался, кроме архитектуры, и чего достиг Львов. Можно смело поручиться: немногим за пятьдесят два года жизни удавалось сделать столько, сколько сделал он. Но самое, пожалуй, поразительное, что Львов нигде основательно не учился; мало того, до восемнадцати лет он вообще был захолустным дворянским недорослем, который, по словам знавшего его лично биографа, "лепетал несколько слов по-французски, а по-русски писать почти не умел". Первые же кирпичи под будущую церковь Иосифа по проекту Львова заложат в Могилеве, когда архитектору исполнится двадцать девять...
Стало быть, всего десять лет понадобилось Львову, чтобы, начав с азов, собственными усилиями достигнуть уровня высококультурноro, эрудированного человека, стать архитектором! Неужели это возможно? Для многих это так и осталось загадкой. До сих пор искусствоведы не верят, что Львов не учился у кого-либо из известных архитекторов того времени. Но подтвердить свои сомнения документально не могут.
1780 год - год, когда началось строительство церкви в Могилеве, - откроет список всех дальнейших работ Львова. И список этот будет заполняться с невероятной быстротой до последних дней жизни. А жить ему оставалось всего двадцать три года...
Собственно, личность его по настоящему начала формироваться в Петербурге, куда он приехал восемнадцатилетним юношей из глухой провинции - под Торжком у родителей было небольшое имение, село Черенчицы; там Львов родился в 1751 году, там провел детство, довольно рано потеряв отца. По тогдашним традициям многих дворянских семей его с младенчества записали в гвардию. Местом службы определялась бомбардирская рота лейб-гвардии Измайловского полка в Петербурге.
В столице он поселился на 11-й линии Васильевского острова, у братьев Соймоновых, близких своих родственников. Это была культурнейшая семья, известная в Петербурге своей патриотической настроенностью. Отец - Федор Иванович Соймонов - первый русский гидрограф, картограф, составитель карты Каспийского моря, - в последний год правления Анны Иоанновны был осужден по делу Волынского за выступление против Бирона и вместе с архитектором Петром Еропкиным приговорен к четвертованию. Правда, он избежал смерти, был бит кнутом на площади и сослан в Сибирь. Один из его сыновей - Михаил Федорович, президент Берг-коллегии горного ведомства, - был учредителем Горного института и первым его директором. Другой - Юрий Федорович - занимался строительством и гражданской архитектурой.
Братья Соймоновы, по-родственному опекавшие молодого провинциала, возможно, и определили круг его интересов: вряд ли случайно Львов займется потом именно архитектурой, строительством и горным делом.
Но пока он прилежно служил в Измайловском полку. В то время здесь открылась школа. Учеба в школе была поставлена довольно серьезно, - там преподавали грамматику, географию, французский и немецкий языки, математику, фортификацию. Школа ввела Львова в мир знаний. Словно обеспокоенный попусту проведенными в провинции годами, он с жадностью брал все, что смогла дать ему школа, и, сверх того, упорно учился сам.
И все же не фортификация и не баллистика занимали его. Неудержимо влекло искусство. "Не было искусства, к которому он был бы равнодушен, - писал о Львове современник, - не было таланта, к которому он не проложил тропинки; все его занимало, все возбуждало его ум и разгорячало сердце". Уже в полковой школе вокруг Львова образовался небольшой кружок любителей словесности. В нем молодые люди читали и обсуждали книги, публикации в журналах, переводили латинских авторов, пробовали сами писать стихи и издавали рукописный журнал "Труды четырех разумных общников". В полку Львов подружился и с Василием Васильевичем Капнистом, будущим поэтом и драматургом, ставшим впоследствии и близким его родственником.
Однажды, прочитав в журнале "Оду на взятие турецкой крепости Журжи", Львов захотел познакомиться с автором. Это оказалось делом не таким трудным, потому что автор оды и будущий баснописец Иван Иванович Хемницер работал маркшейдером в Берг-коллегии у М. Ф. Соймонова. Застенчивый, простодушный и рассеянный молодой человек, сын полкового лекаря, приехавшего в петровские времена из Саксонии, Хемницер пришелся по душе Львову. Особенно они сдружились во время длительной поездки по Германии, Голландии и Франции, куда их обоих взял с собой М. Ф. Соймонов.
Человек подвижной, обаятельный,по словам современника, "устойчивый в преодолении всякого рода затруднений", Львов находил людей, близких ему по духу и стремлениям, быстро сходился с ними, и многие остались ему верны до самой смерти. Он знаком с Фонвизиным и Кваренги, известнейший художник Левицкий для него - свой человек. Благодаря Левицкому мы великолепно представляем, как выглядели не только сам Львов, но и его жена Мария Алексеевна (до замужества Дьякова), - портрет Дьяковой, шедевр портретной живописи XVIII века, хранится в Третьяковской галерее. Львов "открыл" другого замечательного художника того времени - Боровиковского, который расписывал ему храм Иосифа в городе Могилеве.
В конце 1770-х годов произошло знакомство Львова с работавшим в Сенате Гавриилом Романовичем Державиным, в то время начинающим поэтом. Они встретились в здании этого высшего правительственного учреждения среди битых кирпичей и наваленной повсюду штукатурки- Сенат перестраивался и ремонтировался. Державин вел надзор за работами, а Львов придумывал аллегорические барельефы, которые должен был сделать скульптор Рашетт для украшения зала общих собраний. Знакомство Львова с Державиным, очень скоро перешедшее в дружбу и даже в родственные отношения, существенно повлияло на жизнь обоих. А после кончины Львова и его жены Державин воспитывал пятерых их детей.
Все эти люди были разного положения и разного возраста, почти все старше Львова, - Левицкий на шестнадцать лет, Державин на восемь, - но это не являлось помехой в отношениях: их объединяла страстная любовь к прекрасному, к творчеству...
В хлебосольном доме Державина часто собирался кружок, в котором, как писал под конец жизни сам Державин, "поселились Словесность, Поэзия, Живопись, Архитектура, лепные работы и Музыка". Сюда приходил подвижной, решительный Капнист; садился укромно в уголочке молчаливый Хемницер; из комнат слышался смех - это балагурил, блистая остроумием, сенатский секретарь А. С. Хвостов, больше любитель поэзии, нежели поэт. Он развлекал молодежь - художника А. Н. Оленина, впоследствии президента Академии художеств, композитора Н. П. Яхонтова и его сестру, искусно лепившую фигуры из воска. Державин в свободном домашнем сюртуке принимал гостей...
И ни одно собрание не обходилось без Львова. Высокий красавец с тонкими чертами лица, он был и любимцем, и душой кружка, и его теоретиком. Он умел со всеми ладить, шутил, забавлял веселыми историями.
Безукоризненный природный вкус и поэтическое чутье, с удивительной силой развившееся во Львове, давали ему право на замечания и советы. Его мнение ценили, к нему прислушивались. В рукописях Державина сохранилось множество пометок и поправок, сделанных рукой Львова. Ему прежде всего показал Державин свою знаменитую оду "Фелица". Хемницер не печатал ни одной своей басни без одобрения Львова... Сам же он, возможно, не чувствовал достаточных сил для развития своего поэтического дарования, а может быть, относился к публикациям с той долей легкомыслия, которая присуща многим талантливым и лишенным честолюбия людям: одни стихи печатал под своим именем, другие - анонимно или вообще кидал в ящик стола; гораздо позднее исследователи обнаружили в сборнике басен Хемницера несколько принадлежащих Львову.
На редкость верной, трогательной и щедрой была дружба четырех людей, оставивших о себе память в истории русской литературы. Державин сам признавал в своих записках, что этот домашний кружок заставил его заново оценить свое творчество. И именно после встреч и споров с Львовым, Капнистом, Хемницером появился другой, настоящий поэт Державин, каким знаем его мы.
Львов постоянно хлопотал у своих покровителей то за Державина, то за Капниста, то за Хемницера.
Ни военная служба, ни сердечные дела не мешали Львову учиться. Его острый, цепкий ум позволял схватывать и усваивать знания во много раз скорее, чем это могли другие. "Казалось, что время за ним не поспевало: так быстро побеждал он грубую природу и преодолевал труды, на пути к приобретению сих знаний необходимые", - писал о нем современник. Львов учился везде, где только мог: и в державинском кружке, и общаясь с художниками, но больше всего знаний он черпал из книг - читал много, постоянно, с карандашом в руках, даже в дороге, что в те времена было делом непростым...
В немалой степени обогащали и заграничные поездки, особенно первая, с Соймоновым и Хемницером. Тогда у молодых людей не было никаких обязанностей. Они ходили по театрам, музеям, осматривали достопримечательности городов, сооружения великих зодчих... По словам биографа, Львов "все видел, замечал, записывал, рисовал". У будущего архитектора выработались четкие эстетические позиции, быть может и отличные от общепринятых тогда, но свои. Он восторгался Рафаэлем, Тицианом, Веласкесом, обошел молчанием Рембрандта и не принимал Рубенса.
Его кумиром был Руссо, он разделял эстетические взгляды Дидро. Вообще же Львов резко отрицательно относился к отмирающему барокко, что характеризует его передовые по тем временам воззрения. Не случайно он взялся переводить Палладио, поборника простоты и строгости линий в архитектуре. В предисловии к переводу он писал: "В моем отечестве да будет вкус Палладиев, французские кудри и английская тонкость и без нас довольно имеют подражателей". В своих архитектурных проектах он строго следовал этим принципам.
После поездки по Европе с Соймоновым в полк Львов больше не вернулся, а начал служить в Коллегии иностранных дел. Его начальником и покровителем стал П. В. Бакунин, а потом и другой вельможа - граф Александр Андреевич Безбородко, личный секретарь Екатерины II и фактический министр иностранных дел, в конце жизни - канцлер.
Видный дипломат, человек умный и способный, Безбородко ценил искусство (у него была богатейшая в России коллекция картин и художественных изделий) и покровительствовал художникам, писателям, музыкантам... Когда же из Коллегии иностранных дел выделилось почтовое ведомство, Безбородко назначили генерал-почт-директором. В новое ведомство он сразу взял с собой Львова - для особых поручений.
В те века талантливые люди, даже дворяне, вынуждены были искать себе покровителей среди фаворитов, титулованных вельмож, чтобы выдвинуться и проявить себя. С другой стороны, и вельможи не прочь были окружить себя талантами, с помощью которых они могли бы показать собственную просвещенность и блеснуть при дворе. Поэтому нет ничего удивительного, что у разносторонне одаренного Львова были свои благодетели. Их он умело использовал, когда требовалось поддержать друзей, с их помощью продвигался и сам. Именно Безбородко, должно быть знавший о склонности Львова к проектированию, рекомендовал его Екатерине II как архитектора, способного построить собор, который она пожелала воздвигнуть в честь ее дипломатической встречи в Могилеве с австрийским императором Иосифом II.
По сведениям, правда косвенным, некоторые столичные архитекторы до Львова подавали свои проекты храма, но они были отвергнуты. Проект же Львова получил одобрение. Церковь казалась необычной по тем временам: простая по форме, без "французских кудрей", она подкупала своей строгостью, напоминавшей древнегреческие, классические сооружения.
Отмирало барокко, и победа Львова во многом объясняется начавшейся сменой стилей в архитектуре.
Шумный успех окрылил молодогo архитектора. Он с упоением выполняет заказы. Их много, они различны - и дачи для сановников под Петербургом, и церкви под Торжком, в Выборге и в других местах. Он заново по своему вкусу отстраивает собственную усадьбу. "Дом в деревне Черенчицы. 15 верст от Торжка, - читаем на проекте собственноручную надпись архитектора. - Прожектировал, чертил, иллюминовал, строил, гравировал и в нем живет Николай Львов". И все эти проекты были созданы за каких-нибудь два-три года!
Принимала парадный вид столица. Застраивались дворцами пригороды - Царское Село, Павловск, Гатчина... Старов строил Таврический дворец, Камерон занимался Павловском; приехал из Италии Кваренги... Специальным указом решено было облицевать гранитом кирпичную Петропавловскую крепость. Львову поручили заново отстроить крепостные Невские ворота.
Ворота выходили к Комендантской пристани. Они не считались главными, но украшали фасад крепости. Кроме того, в особо торжественных случаях, начиная с 1724 года, из Невских ворот выносили хранившийся в крепости ботик Петра 1 - "дедушку русского флота". Под пушечный салют и гром духовых оркестров ботик помещали на крупное судно, везли на молебен в Александро-Невский монастырь, после чего тем же путем возвращали обратно. Этот ритуал символизировал рождение и могущество Российского флота.
Львов учел все эти обстоятельства и спроектировал ворота монументальными, чтобы они хорошо просматривались с противоположного берега Невы, простыми по очертаниям и гармоничными по пропорциям. Треугольный фронтон, завершающий портик, он украсил изображением якоря и лавровых веток...
Для Безбородко Львов был неоценимым человеком. Он безупречно выполнял поручения своего патрона, к тому же обладал тонким вкусом, прекрасно разбирался в искусстве и был тесно связан с художниками. На глазах Безбородко бурно расцвел талант Львова архитектора, чем вельможа непреминул воспользоваться. Для украшения его дачных парков в Полюстрове (сейчас в черте Санкт-Петербурга) и в Москве Львов построил модные тогда садовые домики-павильоны, отличавшиеся простотой и изяществом. Когда было решено возвести в Петербурге новый почтовый стан, Безбородко, не колеблясь, заказал проект Львову.
Еще до назначения директором почт он купил земельный участок в центре города на Выгрузном переулке (ныне переулок Подбельского), и архитектор Кваренги начал строить для него дом, довольно скромный снаружи и роскошный внутри (теперь в нем находится музей связи). Возглавив же почтовое ведомство, Безбородко присмотрел рядом два пустых участка (в границах нынешних улиц Союза Связи и переулка Подбельского). Участки принадлежали профессору Урсинусу и нотариусу Медеру. По соседству продавался трехэтажный дом графа Ягужинского. Участки и дом купила казна. Львов перестроил дом Ягужинского под главное почтовое правление, а на пустующих участках спроектировал стан.
Почта занималась тогда не столько пересылкой корреспонденции, сколько перевозкой людей. Поэтому почтовый стан вмещал в себя и конюшни, и каретные, и мастерские для ремонта карет, сбруи и т. п. Тут же размещались жилые помещения для чиновников и прислуги.
В начале нашего века здание Главного почтамта реконструировалось в основном внутри. Там, где сейчас под обширной застекленной крышей находится операционный зал, по проекту Львова был открытый двор. Через главный, южный, въезд сюда прибывали экипажи; по бокам располагались конюшни и другие подсобные помещения.
Почтовый стан Львов спроектировал удобным в середине и классически простым и строгим снаружи - в соответствии с его назначением, - положив в основу периметриальный план застройки участка, характерный для Петербурга.
От главного почтового стана ямщики гнали лошадей по трактам в разные концы страны, останавливаясь лишь на промежуточных станциях. Станции, где меняли лошадей и менялись возницы и где путники отдыхали, повсюду были разными и внешне и внутренне, часто не приспособленными для стоянок. Поэтому одновременно с главным почтовым станом Львов вычертил двух видов "примерные" (типовые) проекты почтовых станций для губернских и уездных гoродов, предусмотрев удобства для приезжих и почтовых служащих. Проекты Львова рассылались по всей России. В Твери, в Торжке и в некоторых других городах такие станции были построены.
В центре Петербурга могло возвышаться еще одно крупное сооружение по проекту Львова - здание Кабинета, правительственного учреждения, ведавшего делами "по хозяйственной части всех мест, ко двору принадлежащих". Оно должно было занять место между Невским проспектом, Большой Морской улицей (ул. Герцена) и Кирпичным переулком, но из-за огромных расходов в начавшейся новой войне с Турцией так и осталось в чертежах. По ним мы можем хорошо представить это монументальное здание с куполом, поднимающимся над главным корпусом, который фасадом с парадным подъездом выходил на Невский.
Неосуществленными остались, но по другим причинам, также проекты Казанского собора и дома, который архитектор намеревался возвести для Г. Р. Державина на угловом участке Невского проспекта и Фонтанки, против Аничкова дворца. Зато другой, весьма своеобразный дом Львов построил для друга на Фонтанке, неподалеку от Измайловского моста. Здание это существует и поныне (оно значится под номером 118), правда в сильно измененном виде. Державин прожил в нем до последних своих дней.
Несколько необычна, пожалуй, для Львова небольшая Троицкая церковь, воздвигнутая в бывшем селе Александровском на Шлиссельбургском тракте (теперь проспект Обуховской Обороны), хотя если внимательно присмотреться, то и ей можно найти аналоги в классической древности. Церковь начали строить в 1785 году в парке летнего имения генерал-прокурора и директора императорского фарфорового завода князя А. А. Вяземского (она стоит и сейчас недалеко от Обуховского завода). Сама церковь - шестнадцатиколонная ротонда с пологим куполом отделена от звонницы, сооруженной в любимой Львовым форме пирамиды, в которой с четырех сторон прорезаны арки для колоколов. Должно быть, ротонда и пирамида и послужили поводом к просторечному названию церкви "Кулич и пасха", бытующему по сегодняшний день.
В эти же годы Львов спроектировал и построил еще одну церковь другому вельможе - графу А. Р. Воронцову в селе Мурино, под Петербургом (ныне станция Девяткино), где находилась графская усадьба. Это великолепное творение Львова пока еще существует, но требует безотлагательной реставрации. Муринская церковь совершенно отлична от "Кулича и пасхи" и сделана в традиционно русском стиле, корни которого уходят в древнее зодчество. Состоящая из нескольких ярусов, она сочетает камень и дерево (нижний ярус, цоколь, - каменный, верхние - восьмигранная колокольня и венчающая все сооружение ротонда с колоннами - деревянные). Внутри раньше находился иконостас с иконами работы В. Л. Боровиковского, но он утрачен.
Как и прочие свои здания, в том числе "Кулич и пасху", Львов оборудовал Муринскую церковь "воздушными", или "духовыми", печами своей конструкции. Такие печи, благодаря оригинальным ходам, проложенным в стенах для воздушного потока с улицы, не только обогревали помещение, но и проветривали его. Увлеченный совершенствованием печного отопления, Львов в своем двухтомном труде "Русская пиростатика..." подробно описал "воздушные" печи, рассчитывая, что они могут быть с пользой применены в любом доме, но особенно там, где скапливается много людей, - в больницах, церквах, воспитательных домах, богадельнях... Между прочим, существуют сооружения, авторство которых не всегда ясно из-за утраченных документов и чертежей, Однако стиль зодчего, его манера, почерк, пристрастие к определенным формам и деталям могут сказать о многом. Так было с "Куличом и пасхой". Авторство Львова предполагалось, даже почти утверждалось, но только почти... Ремонт же церкви в 30-х годах нынешнего столетия позволил обнаружить "воздушные" печи, которые были так характерны для Львова - архитектора и инженера. Последние сомнения исчезли...
В 1799 году умер Безбородко, и положение Львова стало не таким прочным, как прежде. На престол вступил Павел I, окруживший себя новыми людьми, враждебно настроенными ко всем, кто служил Екатерине. Правда, незадолго до смерти Безбородко и уже при Павле Львов все же получил задание перестроить Кремлевский дворец в Москве. Его проект, утвержденный Павлом I, был грандиозен: старый небольшой растреллиевский дворец предполагалось сделать лишь флигелем нового здания, выходившего фасадом на Москву-реку. Осуществить свой замысел архитектор не успел - ему удалось переделать только сам растреллиевский дворец...
В эти же годы Львов увлекался землебитным строительством.

Хоть взят он от земли и в землю он войдет,
Но в зданьях земляных он вечно проживет,-

писал о друге Державин, восторгаясь его поисками.
Павел 1, прослышав о домах из земли, пожелал, чтобы архитектор построил таким способом дворец в Гатчине для великого приора (игумена) ордена Мальтийских рыцарей. (Павел утвердил в России "великое приорство" ордена и сам принял звание "Великого магистра"; после занятия Мальты французами резиденция ордена была перенесена в Петербург). Львов подготовил проект небольшого дворца, который стилистически ассоциировался со старинными швейцарскими замками (но никоим образом не копировал их!).
Разумеется, архитектор обращался не к самому Павлу. При строительстве ему приходилось иметь дело с фаворитом царя - генерал-прокурором П. Х. Обольяниновым, грубым, малообразованным, бесталанным, да к тому же еще и завистливым служакой, штатским двойником Аракчеева. Когда пришла пора выбора места под приорат, Обольянинов спросил, где Львов думает его построить, но на указанном месте строить не разрешил. Другое место, предложенное архитектором, он тоже отклонил. "Тогда укажите сами", - сдерживаясь, сказал Львов. Обольянинов показал на болото возле Черного озера - самое бросовое место. "Хорошо, - невозмутимо ответил Львов, - я построю дворец и там, но это будет стоить государю намного дороже..."
Пришлось прокопать рвы и канавы, осушить болото. На образовавшемся из вынутой земли пригорке был возведен Приоратский дворец за баснословно короткий срок - три месяца (с 15 июня по 12 сентября 1798 года). "Все строение, - писал Львов, - сделано из чистой земли, без всякой примеси и без всякой другой связи, кроме полов и потолка, особым образом для того устроенных... Главный корпус, сверх фундамента, построен весь из земли, набитой в переносные станки, ни снутри, ни снаружи (кроме окон) не оштукатурен, а затерт только по земле скипидарною водою".
Приорат в Гатчине - одно из последних творений Львова.
Обострились отношения с Обольяниновым, затеявшим тяжбу со Львовым за якобы перерасходованные на обучение крестьян землебитному строительству деньги. Боровичский уголь из-за косности, инертности и предубеждения, что отечественное не может быть лучше заграничного, не находил сбыта, - распускались слухи, будто он не горит. (В то же время 54,5 тысячи пудов этого угля, доставленного Львовым в столицу и за неимением складов сваленного на берегу Невы, загорелись - и потушить их, как ни старались, не смогли!) Перестали посылать учеников в школу для обучения землебитному строительству. "О земляном строении кричали, - писал в первой четверти XIX века биограф Львова, - что оно непрочно, нездорово, а ныне, т.е. по истечении 25 лет, многие земляные строения существуют без всякого поправления, в совершенной целости". Добавим, что и по истечении 200 лет землебитный Приоратский дворец, эта жемчужина Гатчины, стоит без признаков обветшания, даже несмотря на то, что во время Великой Отечественной войны в непосредственной близости от него рвались фугасные бомбы!
Волнения и неудачи не прибавляли жизни. К прочим бедам присоединились частые болезни. В декабре 1803 года Николай Александрович Львов скончался в Москве. Похоронили его в самим же им возведенном мавзолее на родине, в селении Черенчицы-Никольское.
Львов умер в почете: со дня основания Российской академии он был ее избранником; был почетным членом Петербургской академии художеств и членом Вольного экономического общества; кроме того, его возвели в штатский генеральский чин - тайного советника. И умер все же неудовлетворенным...
Незадолго до смерти он ездил по Кавказу, обследовал минеральные источники и предложил оригинальный проект водной лечебницы, или, как тогда называли, "паровой бани", в толще сталактитовой гoры. Такие бани уже были известны за границей, в частности во Франции. Львов, страстно желая принести большую пользу, предлагал получить оттуда для сравнения подобный проект. "Может быть, и оттуда заимствовать будет что-нибудь возможно, - писал он, - не отступая однако от сего единственного и твердо во мне вкорененного закона, что для русского человека русские только годятся правила и что совсем он не сотворен существом подражательным - везде исполин и везде подлинник" .
Николай Александрович Львов неотступно следовал этому "твердо вкорененному закону" в собственной практике, потому что сам был исполином и подлинником. И все, что он делал, делал во славу горячо любимого отечества.

Глава из сочинения Н.А. Львова
"Каким образом должно бы было расположить
сад князя Безбородки в Москве."

Николай Львов (1753 — 1803) остался в истории архитектуры не только как автор классических зданий, в которых он планомерно претворял в жизнь заветы Андреа Палладио, но и благодаря своей теоретической работе. Именно он перевел на русский язык и издал «Четыре книги об архитектуре» Палладио, вместе с которыми в Россию пришло само представление о классической линии зодчества.

Сегодня Музей архитектуры хранит одну из самых крупных коллекций наследия Николая Львова, в которую входит его графика и обмерные чертежи, а также архивные фотографии сохранившихся построек. Эта коллекция и легла в основу книги, многие материалы которой стали доступны широкому читателю впервые. Тексты для издания написали историки архитектуры Зоя Золотницкая и Михаил Ильин.

Выходные данные: Архитектор Николай Львов. Храмы, дома, усадьбы эпохи классицизма / Авт.-сост. З. Золотницкая. — М., «Кучково поле», 2015. — 176 с.

Купить книгу можно на сайте издательства «Кучково поле », в книжной лавке Музея архитектуры и магазинах Москвы. Избранные страницы доступны на сайте издательства.

Мы публикуем отрывок из вступительной статьи Зои Золотницкой «Николай Львов — архитектор эпохи Просвещения».

В истории русской архитектуры последней трети XVIII века творчество Николая Львова по праву занимает место рядом с крупнейшими мастерами петербургской классической школы Иваном Старовым, Джакомо Кваренги, Чарльзом Камероном. Архитектурное наследие зодчего значительно и разнообразно, оно включает множество проектов и осуществленных сооружений, творческие труды по проблемам классицизма и садово-паркового искусства. Однако серьезные занятия архитектурой не исчерпывали творческих возможностей Львова. Энциклопедически образованный человек, проявивший себя во многих областях науки и искусства, Львов был истинным сыном века Просвещения и принадлежал к кругу наиболее передовых и талантливых людей своего времени.

Современники знали его как поэта и переводчика, гравера и рисовальщика, теоретика музыки и собирателя народных песен, изыскателя природных ископаемых, ботаника, гидролога, археолога, изобретательного инженера и государственного деятеля. Талант Львова без преувеличения уникален, настолько он многогранен. Порой кажется, что одарив его столь щедро, природа хотела доказать человеку его возможности. И не случайно рождение этой яркой личности произошло в эпоху, когда возродился глубокий интерес к познанию мира, новые философские и государственные идеи захватили русское общество, а в отечественной культуре утверждался классицизм. Действительно, все, чем занимался Львов в своей жизни, было отмечено печатью новизны, гуманистических устремлений и искренних патриотических порывов. И, конечно, нельзя не поразиться той невероятной деятельной энергии, которой он обладал и которая позволила ему осуществить многое из задуманного.

Николай Александрович Львов происходил из дворянской семьи среднего достатка. В 1769 году юноша приехал в Петербург из родительского поместья в Тверской губернии для прохождения службы в Преображенском полку. Судя по воспоминаниям современников, еще учась в полковой школе, молодой офицер интересовался всеми видами искусств и в особенности архитектурой. В дальнейшем его увлечение зодчеством сопровождалось глубоким и серьезным изучением специальной литературы и знакомством с отечественным и мировым архитектурным наследием. Известно, что в1776-1777 годы Львов путешествовал по странам Европы и особенное внимание уделял архитектуре классической древности и Возрождения.

Не имея достаточных средств к существованию, Львов вынужден был состоять на государственной службе. В 1780 году он поступает на службу в Коллегию иностранных дел, в 1782-м становится советником «Главного почтовых дел правления», а в 1797-м был назначен директором «Угольных приисков и разработки оных в империи». По долгу службы в этих учреждениях, Львов большую часть жизни провел в Петербурге, постоянно деля себя между государственными делами и занятиями искусством.

Нравственные, эстетические и художественные идеалы сблизили его с известными литераторами того времени — Гавриилом Державиным, Василием Капнистом, Иваном Хемницером, Михаилом Муравьевым. Вместе они составляли знаменитый в Петербурге поэтический кружок. Насколько ценилось в их кругу мнение Львова, можно судить по словам Державина: «Он был исполнен ума и знаний, любил Науки и Художества и отличался тонким и возвышенным вкусом, по которому никакой недостаток и никакое превосходство в художественном или словесном произведении укрыться от него не могло. Люди, словесностью, разными художествами и даже мастерствами занимавшиеся, часто прибегали к нему на совещание и часто приговор его превращали себе в закон». Львов хорошо знаком был с крупнейшими русскими живописцами Дмитрием Левицким и Владимиром Боровиковским. Известно также, что дружеское и творческое общение связывало Львова с Джакомо Кваренги и Чарльзом Камероном, зодчими близкими ему по архитектурным вкусам.

Архитектуре Львов явно отдавал предпочтение перед другими искусствами. Его увлеченную натуру захватил процесс обновления, происходивший в русском зодчестве. Это были годы блистательного расцвета отечественной архитектуры, время создания яркой и самобытной классической школы. Россия привлекала размахом строительства и реальной возможностью осуществления самых смелых замыслов многих талантливых западноевропейских мастеров. Преобразовывались целые города, возникали сотни интереснейших ycaдeбных ансамблей. И, конечно, впечатление от торжественной красоты первых значительных зданий Петербурга, сооружаемых на глазах Львова (это были Мраморный дворец и Академия художеств, Малый и Старый Эрмитажи) влияло на формирование Львова как архитектора.

До нашего времени не дошли сведения о том, как постигал Львов столь трудную и тонкую практику строительного искусства; неизвестно, кто из русских мастеров мог помогать ему в этом. Несмотря на то, что Львов не получил специального образования, природное дарование, упорный интерес и постоянное самосовершенствование позволили ему стать одним из ведущих мастеров русского классицизма.

Эстетические и теоретические принципы Львова-архитектора обнаруживают глубокое творческое отношение к классическому наследию. Обращаясь к первооснове ордерной архитектуры — классике Древней Греции и Рима, изучив ее каноны, Львов стремился следовать законам и принципам античного наследия. Однако это не означало точного воспроизведения и копирования классических образцов на практике (хотя в архитектуре XVIII века это считалось принятым). Почерпнув у классики «сии величественные формы, сие понятие красоты, неподражаемую соразмерность», он воспринял основное — тончайшее чувство неповторимости и изменяемости канонов в каждом конкретном случае. Львов писал по этому поводу: «Нет почти двух храмов древних одинакового ордера, которые бы в членах своих одинаковый размер имели, и не токмо местоположение определило разность сей пропорции, но само употребление зданий».

Этими же принципами руководствовался Львов и по отношению в архитектурному наследию Андреа Палладио — итальянского зодчего Высокого Возрождения — известного своей блестящей интерпретацией античности. Львов высоко ценил мастерство Палладио, тщательно изучал его творчество, издал первый том его трактата об архитектуре и осознанно избрал «палладианство» в своем творчестве. Особенно проявилось это в усадебных и жилых городских постройках архитектора. Они далеки от слепого подражания. Требования целесообразности, иные климатические условия, другой жизненный уклад в сочетании с творческой фантазией мастера позволили создать неповторимые композиции и ансамбли.

Обширное архитектурное наследие Львова принадлежит и столицам, и провинции. 3одчий проектировал и строил в Петербурге, Москве, Могилеве, Торжке, на Валдае, в подмосковных, тверских, малороссийских усадьбах.

Иллюстрации предоставлены дизайн-студией ABCdesign

«Специальные справочники и прошение Львова епископу Тверскому и Кашинскому от августа 1789 г. помогли установить, что Черенчицы входили в приход церкви Николая Чудотворца с. Арпачево. В метрических книгах этой церкви за 1751-1752 гг. нет интересующих нас записей. Но в „Книге Новгородской епархии Новоторжского уезда села Арпачево церкви Николая Чудотворца попа Якова Карпова, пономаря Петра Михайлова записная о приходских тоя церкви людех на три части: кто имяны когда родились, браками венчались и померли. 1753 года, генваря 1 числа“ в первой части о родившихся под № 2 значится: „4 маия. Санкт-Петербургского гарнизона прапорщика Александра Петрова сына Львова сын Николай“.

Этот факт подтверждается и сведениями, содержащимися в исповедной ведомости вышеназванной церкви. В „Росписи Новгородской епархии Новоторжского уезда села Арпачево церкви Николая Чудотворца попа Якова Карпова, пономаря Петра Михайлова, обретающихся при оной церкви, в приходе нижеявленных чинов людем, со изявлением против коегождо имене о бытии их в святую сего 1753 года четыредесятницу у исповеди и святые тайн причастия и кто ж исповедался токмо, а не причастился и кто ж не исповедался“ имеется запись о том, что в 1753 г. „у исповеди были: сельца Черенчицы Санкт-Петербургского гарнизона прапорщик Александр Петров сын Львов 30 лет, его жена Параскева Федоровна 28 лет, дети: Николай полугода, Надежда 5 лет, Мария 3 лет, Евдокия 2 лет“».

Дмитриева Г. М. «Документы Государственного архива Тверской области о Н. А. Львове» // «Гений вкуса: Материалы международной научно-практической конференции, посвященной творчеству Н. А. Львова» / Ред. М. В. Строганов. - Тверь: ТвГУ, 2001. - С.9

Львов Николай Александрович - известный русский архитектор, деятель культуры, поэт, переводчик, график, ботаник. Львов член Российской академии с ее основания, почетный член Академии художеств.

Годы жизни: 1751-1804.

Ещё в детстве Львов был записан в гвардейский Измайловский полк.

После наступления восемнадцатилетия молодой человек направился в Санкт-Петербург для прохождения военной службы. В Измайловском полку работала полковая школа, готовившая офицеров для армии. В этой школе Николай Львов увлёкся литературой. Вокруг него даже образовался кружок, где обсуждались произведения русских и зарубежных авторов.

За время учёбы талантливый юноша приобрёл навыки поэта, рисовальщика, гравера. Но его любимым предметом стала архитектура. Первый петербургский адрес Николая Львова - 11-я линия Васильевского острова, дом братьев Соймоновых, его близких родственников.

Оставив службу в Измайловском полку, Николай Львов перешёл в Коллегию иностранных дел. Благодаря этому архитектор стал часто бывать за границей: в Германии, Франции, Италии, Испании. Во время этих поездок кроме исполнения служебных обязанностей он знакомился с европейской архитектурой.

Первая самостоятельная работа Николая Львова как архитектора - проект собора святого Иосифа в Могилёве. Для данного важного проекта в 1780 году был организован конкурс, на котором Львову помог выиграть граф А. А. Безбородко, знавший таланты зодчего. Кроме того, успеху сопутствовало желание императрицы Екатерины II способствовать новым веяниям в архитектуре. После утверждения проекта, Львову был поручено обустроить всю площадь вокруг собора.

В 1780-х годах Николай Львов активно строил частные особняки. Среди всех частных заказов в 1780-х годах оказалась постройка Свято-Троицкой церкви, которую в народе прозвали "Кулич и Пасха". Этот храм стал одной из самых заметных работ архитектора.

В посёлке Мурино Львовым было построено здание церкви великомученицы Екатерины. Самым значимым проектом зодчего стал собор Борисоглебского монастыря в Торжке, совсем рядом с Родиной Львова.

В 1791-1793 году Николай Львов построил особняк для Г. Р. Державина (наб. р. Фонтанки, 118) в котором сейчас размещается Музей-усадьба Г.Р.Державина .

Результатом экспериментов Николая Львова с новыми строительными материалами стал землебитный замок Приорат в Гатчине. Приоратский дворец стал уникальным сооружением, построенным буквально из земли. Его соорудили всего за три месяца. Львовым была основана школа, где обучали землебитному строению. Однако этот способ строительства в России не прижился. Вместе с тем, земляной Приоратский дворец уцелел даже во время Великой Отечественной войны.

Современники часто сравнивали Николая Львова с Леонардо да Винчи. Как и знаменитый итальянец, Львов владел многими профессиями: инженер, изобретатель, геолог, ботаник, историк, археолог, поэт, драматург, прозаик, переводчик, мастер рисунка и архитектор.

В 1799 году на Львова было заведено уголовное дело по поводу расходов на землебитные постройки. Это подорвало здоровье архитектора. 3 января 1803 года после череды болезней Николай Александрович Львов умер.

Известный русский поэт и друг Львова написал стихотворение на смерть друга:

"Плакущие березы воют,
На черну наклоняся тень,
Унылы ветры воздух роют,
Встает туман во всякий день –
Над кем? – Кого сия могила,
Обросши повиликой вкруг,
Под медною доской сокрыла?
Кто тут? Не муз ли, вкуса друг?.."

В 1807 году умерла и жена архитектора - М.А. Львова. после смерти родителей стал опекуном их детей.

История свадьбы Львова

Женой архитектора стала М.А. Дьяковой. Когда они познакомились, Н.А. Львов был дворянином из обедневшей семьи. Согласия на брак родители невесты не дали. Будущие супруги любили друг друга и обвенчались тайно. Помог им в этом В.В. Капнист, жених младшей сестры М.А. Дьяковой, который был принят в доме родителей и сопровождал сестер на балы. В 1780 году они венчались в маленькой деревянной церкви у Галерной гавани на Васильевском острове.

Через 4 года, когда Львов стал известным архитектором, его заметила Екатерина II, он получил согласие Дьяковых на брак с их дочерью. В это время Львову был 31 год, а Дьяковой - 28 лет. Но как венчаться во второй раз?! Шли приготовления к свадьбе, а перед самым обрядом венчания молодые сообщили гостям, что уже обвенчаны. Н.А. Львов заранее нашел крепостных – лакея и горничную, которые хотели обвенчаться. Их и обвенчали, а поздравления принимали обе пары.

Н.А. Львов любил повторять, что он на «счастии женат». О себе он скажет: Родился, Влюбился, Женился И жил, пока любил.

Проекты Львова Н.А.

Церковь Спаса Нерукотворного Образа (надвратная) (Борисоглебский монастырь , )
Казанская церковь и колокольня-маяк ()
Валунный мост ()
Часовня Даниила Столпника (